Русский поэт. Тонкий лирик, певец крестьянской Руси. Входил в кружок имажинистов (1919...1923). Автор циклов "Кобыльи корабли" (1920), "Москва кабацкая" (1924), "Черный человек" (1925), "Анна Снегина" (1925), драматической поэмы "Пугачев" (1921).

Сергей Есенин родился в крестьянской семье в 1895 году. С 1904 по 1912 год учился в Константиновском земском училище и в Спас-Клепиковской школе. За это время им было написано более 30 стихотворений, составлен рукописный сборник "Больные думы" (1912), который он пытался опубликовать в Рязани. С 1912 года Есенин с отцом жили в Москве и работали в магазине Крылова. В марте 1913 года Сергей устроился в типографию Товарищества И. Сытина подчитчиком, то есть помощником корректора. Корректор Анна Изряднова вскоре стала его женой.

Она вспоминала о нем так: "Только что приехал из деревни, но на деревенского парня не был похож - на нем был коричневый костюм, высокий крахмальный воротник и зеленый галстук. С золотыми кудрями он был кукольно красив... Настроение было у него упадочное - он поэт, никто не хочет его понять, редакции не принимают в печать, отец журит... Все жалованье тратил на книги, журналы, нисколько не думал, как жить..." Брак с Анной с первых дней семейной жизни показался Есенину ошибкой. Больше всего его заботил успех поэтический. В 1914 году, наконец, его стихи напечатали в газете "Новь", в журналах "Заря", "Парус" и др., но это были не лучшие его стихи. В 1915 году, несмотря на рождение сына, Есенин оставил Анну с маленьким ребенком, решив попытать счастья в журналах северной столицы.

Он приехал в Петроград за славой и сразу же отправился искать Блока. Александр Блок назвал его "талантливым крестьянским поэтом-самородком", а его стихи - "свежими, чистыми, голосистыми", чем во многом определил успех Есенина в северной столице. Сергей предстал перед петербургской творческой интеллигенцией в образе наивного и простодушного деревенского паренька. Хотя с самого начала ни наивности, ни простодушия в нем не было, как считал его близкий друг Анатолий Мариенгоф. Он вспоминал, как Есенин объяснял ему свой успех в Петрограде: "с бухты-барахты не след идти в русскую литературу. Искусную надо вести игру и тончайшую политику.

...Не вредно прикинуться дурачком. Шибко у нас дурачка любят... Каждому надо доставить удовольствие... Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать". Верная тактика сработала: в несколько недель Есенин завоевал славу в самых влиятельных и изысканных петроградских литературных кругах, он стал модным поэтом, любимцем журналов и гостиных. М. Горький вспоминал: "Я видел Есенина в самом начале его знакомства с городом: маленького роста, изящно сложенный, со светлыми кудрями, одетый как Ваня из "Жизни за царя", голубоглазый и чистенький, как Лоэнгрин, - вот он какой был. Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить чрезмерно и неискренне, как умеют хвалить лицемеры и завистники".

Очевидно, во время завоевания Есениным модных литературных салонов и появилась в его жизни Зинаида Райх.

Эта живая бойкая девушка работала в лево-эсеровской редакции. Вместе с вологодским поэтом Алексеем Ганиным они отправились в путешествие на Север - на Соловки и дальше в Мурманск. Под Вологдой Есенин и Зинаида Рейх обвенчались в церкви Кирика и Иулиты. Сергей не жил с ней постоянно, хотя она и родила от него двоих детей - Татьяну (1918) и Константина (1920).

В 1918 году Есенин опять вернулся в Москву и после непродолжительной дружбы с поэтами Пролеткульта примкнул к имажинистам. Вместе с Мариенгофом они приобрели книжную лавочку на Большой Никитской, а затем "Стойло Пегаса" на Тверской. Мариенгоф в "Романе без вранья" упомянул Зинаиду Райх:

"Из Орла приехала жена Есенина - Зинаида Николаевна Райх. Привезла она с собой дочку: надо же было показать ее отцу. Танюшке тогда года еще не минуло.

А из Пензы заявился наш закадычный друг Михаил Молабух... А вдобавок - Танюшка, как в старых писали книжках, "живая была живулечка, не сходила с живого стулечка"; с няниных колен - к Зинаиде Николаевне, от нее - к Молабуху, от того - ко мне. Только отцовского "живого стулечка" ни в какую она не признавала. И на хитрость пускались, и на лесть, и на подкуп, и на строгость - все попусту".

А потом, как рассказывал Мариенгоф, Есенин попросил друга помочь ему отправить Зинаиду обратно в Орел. "... Не могу я с Зинаидой жить... Говорил ей - понимать не хочет... Не уйдет, и все... ни за что не уйдет... Вбила себе в голову: "Любишь ты меня, Сергун, это знаю и другого знать не хочу..." Скажи ты ей, Толя, что есть у меня другая женщина". Толя сказал, как велел Есенин, и Зинаида Райх с дочерью уехала в Орел.

И еще рассказывал Мариенгоф о том, как "познакомился" Есенин с сыном, которого родила ему Зинаида Райх.

"Забыл рассказать.

Случайно на платформе ростовского вокзала я столкнулся с Зинаидой Николаевной Райх. Она ехала в Кисловодск.

Зимой Зинаида Николаевна родила мальчика. У Есенина спросила по телефону: "Как назвать?"

Есенин думал-думал, выбирая не литературное имя, и сказал: "Константином".

После крещения спохватился: "Черт побери, а ведь Бальмонта Константном зовут".

Смотреть сына не поехал.

Заметив на ростовской платформе меня, разговаривающим с Райх, Есенин описал полукруг на каблуках и, вскочив на рельсу, пошел в обратную сторону...

Зинаида Николаевна попросила: "Скажите Сереже, что я еду с Костей. Он его не видал. Пусть зайдет взглянет. Если не хочет со мной встречаться, могу выйти из купе".

Есенин все-таки зашел в купе глянуть на сына. Посмотрев на мальчика, сказал, что тот черненький, а Есенины черные не бывают".

Позднее кто-то вспоминал еще, что З. Райх, уже живя с Мейерхольдом, требовала у Есенина деньги на обучение их дочери. О детях Есенина и Райх, стоявших у его гроба, вспомнила Галина Серебрякова:

"Нехорошо было придумано, что его дети, сын и дочь, поочередно читали над гробом стихи отца. Очевидно, из доброго чувства Мейерхольд, их отчим, придумал этот спектакль, но вышло наигранно, тягостно.

И еще как-то Мариенгоф обмолвился, что больше всех своих женщин Есенин ненавидел Зинаиду Райх. А значит, считал он, Сергей больше всех остальных ее - единственную - любил по-настоящему. А ненависть из любви возникла потому, что перед тем, как выйти за Есенина, она сказала ему, что он у нее - первый мужчина, а это оказалось неправдой. И вот этого Есенин - мужик по крови - никогда ей не простил. Всякий раз, когда он вспоминал Зинаиду, судорога сводила лицо, глаза багровели, руки сжимались в кулаки: "Зачем соврала, гадина!" И у нее другой любви не было. Возможно, это и правда. После окончательного разрыва с Зинаидой Райх Есенин с легкостью относился к случайным встречам, с удовольствием пил и скандалил в кабаках... Он был бездомен и бесприютен, когда в его жизнь ворвалась Айседора Дункан, известная американская танцовщица, приехавшая в красную Россию, чтобы открыть студию танца для русских девочек.

Есть несколько версий их первой встречи. Но все сходятся в одном: Айседора и Сергей сразу понравились друг другу. Мариенгоф утверждал, что Дункан увидела Есенина на пирушке в студии Якулова. На ней был красный хитон, льющийся мягкими складками. Волосы были красные с отблеском меди, и несмотря на большое тело, она ступала легко и мягко.

 "Не гляди на ее запястья
 И с плечей ее льющийся шелк.
 Я искал в этой женщине счастье,
 А нечаянно гибель нашел".

Она увидела Есенина и улыбнулась ему. Потом Дункан прилегла на диван, а Сергей Есенин пристроился у ее ног. Айседора окунула руку в его кудри и поцеловала в губы.

"Мальчишкой, целуя коров в морду, я просто дрожал от нежности... И сейчас, когда женщина мне нравится, мне кажется, что у нее коровьи глаза. Такие большие, бездумные, печальные. Вот как у Айседоры", - говорил Есенин. Она была талантлива, щедра и непосредственна как ребенок, внутренне раскрепощена. Ее покорили трепетная нежность, детскость, незащищенность души поэта. Есенин напоминал ей давно погибшего сына, и она давала ему не только женскую, но и материнскую любовь. Она была на 18 лет старше его. Он говорил только по-русски, а она - по-английски, французски и немецки. Но они понимали друг друга.

Через некоторое время советское правительство перестало субсидировать школу Дункан, и она решила поехать в Европу, чтобы найти деньги. Желая ускорить оформление визы для Есенина, они решили официально зарегистрировать свой брак. Есенин и Европа друг другу не понравились.

Поэт писал Мариенгофу: "В Берлине я наделал, конечно, много скандала и переполоха. Мой цилиндр и сшитое берлинским портным манто привели всех в бешенство. Все думают, что я приехал на деньги большевиков, как чекист или как агитатор... Во-первых, Боже мой, такая гадость, однообразие, такая духовная нищета, что блевать хочется. Сердце бьется, бьется самой отчаяннейшей ненавистью..." О Есенине и Дункан сохранилось много свидетельств современников. Эта пара поражала, вызывала любопытство, интерес, породила много сплетен и толков. Наталья Крандиевская-Толстая вспоминала, как увидела их в Берлине: "На Есенине был смокинг, на затылке - цилиндр, в петлице - хризантема... Большая и великолепная Айседора Дункан, с театральным гримом на лице, шла рядом, волоча по асфальту парчовый подол..." Потом Крандиевская-Толстая пригласила Дункан и Есенина на завтрак с Горьким. "Есенин читал хорошо... Горькому стихи понравились, я это видела. Они разговорились... Айседора пожелала танцевать. Она сбросила добрую половину шарфов своих, оставила два на груди, один на животе... Есенин опустил голову, словно был в чем-то виноват..."

Эту же встречу описал Максим Горький: "От кудрявого, игрушечного мальчика остались только очень ясные глаза, да и они как-будто выгорели на каком-то слишком ярком солнце. Беспокойный взгляд их скользил по лицам людей изменчиво, то вызывающе и пренебрежительно, то вдруг неуверенно, смущенно и недоверчиво... Пожилая, отяжелевшая, с красным, некрасивым лицом, окутанная платьем кирпичного цвета, она кружилась, извивалась в тесной комнате, прижимая к груди букет измятых, увядших цветов..

Эта знаменитая женщина, прославленная тысячами эстетов Европы, тонких ценителей пластики, рядом с маленьким, как подросток, изумительным рязанским поэтом, являлась изумительнейшим олицетворением всего, что ему было не нужно".

Потом они уехали в Америку, где оказались в центре внимания прессы. У Айседоры был контракт - танцевать в ряде восточных и центральных штатов. После выступления она выводила на сцену Есенина, представляя его публике как "второго Пушкина". На вечере у поэта Мани-Лейба Есенин читал главы из книги "Страна негодяев". Вечер закончился скандалом. Выступления Айседоры Дункан в США стали невозможны. "В страшной моде здесь господин доллар. Пусть мы нищие, пусть у нас голод, холод, зато у нас есть душа, которую здесь сдали за ненадобностью в аренду под смердяковщину", - делился своими впечатлениями о загранице Есенин.

Сергей и Айседора возвратились в Россию в августе 1923 года. Приехав в Москву, они нашли школу в жалком состоянии. К счастью, у Айседоры были чеки "Америкен экспресс" примерно на 70 000 франков. Подруга танцовщицы Мэри Дести писала в своей книге "Нерассказанная история": "Айседора потратила все, что у нее было, на школу. Это привело Сергея в ярость - он хотел владеть всем и раздавать все друзьям. Десятки своих костюмов он щедро раздаривал направо и налево, так же как обувь, рубашки и т.п., не говоря уж о туалетах Айседоры, о которых она постоянно спохватывалась в Париже и считала, что их крали горничные.

Они с Сергеем пробыли в Москве лишь несколько дней, когда он исчез на несколько недель. Айседора была встревожена и думала, что с ним что-то случилось. Без конца до слуха ее доходили сплетни, будто по ночам его видели в ресторанах, обычно с женщиной. Так продолжалось несколько месяцев. Он возвращался только для того, чтобы выманить у него деньги, с которыми можно было устраивать дебоши.

Какое это грустное, неблагодарное дело для женщины с тонкой душой стараться спасти разнузданного пьяницу! Но Айседора никогда не чувствовала по отношению к нему ни малейшего гнева. Когда он возвращался, ему достаточно было броситься к ее ногам, как перед Мадонной, и она прижимала его златокудрую голову к груди и успокаивала его". Наконец Сергей и Айседора расстались.

После Айседоры Дункан еще две женщины беззаветно пытались спасти погибающего поэта. Одна его любила, другая была его женой. Вернувшись из-за границы, Есенин со своими сестрами поселился у Галины Бениславской, которая стала для Есенина близким человеком, другом и помощником. "С невиданной самоотверженностью, с редким самопожертвованием посвятила она себя ему... Без устали, без ропота, забыв о себе, словно выполняя долг, несла она тяжкую ношу забот о Есенине". В 1924 - 1925 годах Бениславская во время отъездов Есенина из Москвы вела все его литературные дела. "Всегда Ваша и всегда люблю Вас", - заканчивала она все письма к Есенину. Но он, обременяя ее бесконечными поручениями, заверял лишь в нежной дружбе, которая была "гораздо больше и лучше, чем чувствую к женщинам. Вы мне в жизни без этого настолько близки, что и выразить нельзя".

В то время женой Есенина была Софья Толстая, внучка Льва Толстого, чем он очень гордился. Любовь ее к Есенину была нелегкой. Софья Толстая была истинной внучкой своего деда. Даже обликом напоминала его: вся в деда грубоватым "мужицким лицом, эта женщина редкого ума и широкого сердца внесла в тревожную кочевую жизнь Сергея Есенина свет и успокоение. Но, видимо, было уже поздно. В конце декабря Есенин сбежал из Москвы в Ленинград, не сказав ни слова ни жене, ни друзьям. О том, что пережила Софья Толстая, живя с Есениным в его черные страшные последние годы, писала своей приятельнице мать Софьи Толстой, Ольга Константиновна Толстая:

"... Нет слов, чтоб описать тебе, что я пережила за эти дни за несчастную Соню. Вся эта осень, со времени возвращения их из Баку, это был сплошной кошмар. И как Соня могла это выносить, как она могла продолжать его любить - это просто непонятно и, вероятно, объясняется лишь тайной любви. А любила она его, по-видимому, безмерно... Его поступки... безумную, оскорбительную ревность - она все объясняла болезнью и переносила безропотно, молчаливо, никогда никому не жалуясь... В конце ноября или начале декабря он сам решил начать лечиться и поместился в клинику, но скоро заскучал... Явился домой 21-го декабря уже совершенно пьяный с бутылкой в руках... 23-го вечером мне звонит Соня и говорит: "Он уехал..." И в первый раз в голосе Сони я почувствовала усталость, досаду, оскорбление. Тогда я решилась сказать: "Надеюсь, что он больше не вернется".

Дня через два Ольга Константиновна Толстая, мать Сони, пришла к ней. "Соню я застала страшно мрачной, совершенно безжизненной: она днями лежала на диване, не говоря ни слова, не ела, не пила..."

 "Кто я? Что я? Только лишь мечтатель,
 Синь очей утративший во мгле,
 И тебя любил я только кстати,
 Заодно с другими на земле", 

- написал в эти дни Есенин, прощаясь с Соней и прося у нее прощения.

И в последний день жизни, 27 декабря 1925 года, Сергей передал другу, поэту В. Эрлиху, стихи и попросил прочесть их дома, оставшись наедине. Но Эрлих забыл о стихах Есенина. Утром узнал о убийстве поэта, достал листок и прочитал:

 "До свиданья, друг мой, до свиданья.
 Милый мой, ты у меня в груди.
 Предназначенное расставанье
 Обещает встречу впереди.
 До свиданья, друг мой, без руки и слова,
 Не грусти и не печаль бровей, -
 В этой жизни умирать не ново,
 Но и жить, конечно, не новей".

Когда Софье Толстой сообщили о смерти Есенина, она страшно закричала, не хотела верить, была как безумная.

На Ваганьковском кладбище у могилы Сергея Есенина собрались его жены и возлюбленные: Анна Изряднова, Зинаида Райх, Галина Бениславская, Софья Толстая... Айседора Дункан прислала телеграмму. "...Его дерзкий дух стремился к недостижимому... Я оплакиваю его смерть с болью и отчаянием".

Через год Галина Бениславская застрелилась на могиле Сергея Есенина. В 1927 году в Ницце погибла Айседора Дункан.

Софья Толстая сохранила ему верность и старательно берегла все, что было связано с жизнью поэта, разбирала его архив, готовила к изданию его сочинения. Рядом с обручальным кольцом она всю жизнь носила медное кольцо, которое поэт шутя ей подарил. Оно было очень широкое, и она его сдавила, чтобы можно было носить.